Лайтнинг не верит в богов — научена горьким опытом. Она берет небольшую передышку, давясь собственной кровью, и пытаясь уменьшить боль в ноющем боку, куда пришелся особо сильный удар. Для Баллада — это, пожалуй, лишь развлечение. Очередной соперник, которому отдает дань, отмечая, что хотя бы здесь Великая не прогадала. Лайтнинг — хороший боец, это вечное противостояние обещает быть интересным. Интересно — пожалуй, одно из немногих критериев, что является важным, когда ты застрял в вечном цикле Валхаллы, где время не имеет никакого смысла.

Баллад дает передышку будто бы в насмешку, когда не следует очередного сильного удара по грудной клетке, который не будет решающим. От удара по ребрам — еще никто не умирал, но Лайт чувствует, да и что греха таить, слышит, как трещат ее ребра. Очередной раунд остается за ее соперником, когда она оседает у массивных перил, прямо на мраморный пол балкона, что ведет в тронный зал Великой.

По правде, и в Великую Этро, Лайтнинг верит с трудом, но здесь одна небольшая проблема, в отличие от Фэррон, Этро верит в нее саму. И не стоит забывать о том грузе вины, что ложиться на плечи девушки, после всех ее жизненных злоключений. Для Этро — она очередная грешница, у которой убитых за спиной больше, чем прожитых лет.  Которая ставит свою жизнь выше, чем жизнь тех, у которых она была ею отобрана. Здесь же только одна постоянная, если ставишь свою жизнь выше — соответствуй. Лайтнинг старается, из всех сил, примеряя на себя доспехи расшитые по подолу белым пером, коленопреклонно обязуясь служить на страже. Не беря в учет, что в ее обязанности теперь войдет не только сохраненный покой Великой, пожалуй, подобное стоило бы прописывать мелким шрифтом в конце договора, где стоит расписаться собственной кровью. Лайт до зуда на кончике языка хочется сплюнуть на влажную землю, на которой разъезжаются ноги. При каждом неудачном шаге, и неприлично выразиться, минуя свойственное ей спокойствие, кому какая разница, что она там говорит, когда вокруг такой разгул стихии.

Рамух пугает больше, чем, показанный Великой, Титан, но кажется ближе и привычней, после каждого раската грома и вспыхнувшей молнии. Лайтнинг немного сожалеет о том, что прибыв в Даскай потеряла столько времени впустую, дотянув до самого призыва. Пожалуй, отсюда и начинаются все проблемы с высшим предназначением, в которые совершенно не хочется ввязываться. Потому, что де факто, свой собственный жизненный опыт сигнализирует красным и кричит на последнем издохе - сидеть смирно, не соваться, и не пытаться понять божество, когда сам ты не более чем домашний питомец, которого вовремя забыли покормить. Хоуп когда-то назвал их домашними зверушками, для великих фал`си. Сменились хозяева, вот только ощущение у сержанта Фэррон все то же, прескверное, она снова лезет туда, куда не следовало бы даже под страхом смерти.

Лайтнинг Фэррон не верит в великодушие высших сил. Где-то на уровне подсознания, сколько себя не уговаривала. Просто потому что, когда они говорят «да придет свет  на земли всего Эоса» - это значит, что кому-то, все же, придется сдохнуть, предположительно - долго и мучительно.  Впервые за долгое время, Лайтнинг буквально чувствует недовольство Великой, что прокатывается импульсами по тонкой коже, растворяется в сетке вен и артерий. Сама Фэррон лишь недовольно фыркает, сжимая переносицу тонкими пальцами, пытаясь сморгнуть очередной сон, недо видение, который чуть больше, чем ночной кошмар, чуть меньше — чем устоявшийся вариант будущего, где хрупкая фигура девушки, стоит у самого края, призывая тех, кого в этом мире называют Астралами. Хотя, по мнению самой Фэррон, как их не назови — сущность все та же.
Она думает о том, что это даже не забавно, кидать на передовую неподготовленных людей, сколько бы раз не внушали тем о всевышнем предназначении, готовя тех к служению во благо. У Лайтнинг есть все основания сомневаться в мифическом благе, предназначениях и прочей чепухе, что отдает божественным. Гражданский остается им до самого конца, а Фэррон хорошо усвоила урок, можно сложить обязанности, покинуть поля боя, но солдата изнутри не вытравить не одним из возможных способов. Щелчок затвора, что как по команде раздается громогласным эхом, минуя разбушевавшуюся стихию, сводит внутренности. Сама Лайтнинг не успевает даже прикинуть, какой степени изрешеченности будет то храброе тело, что кинулось наперерез.  Глупо, и так по геройски. Она знакома с подобным типом людей, в мыслях словно по волшебству расплывается улыбающаяся физиономия Сноу. Все это, лишь добавляет головной боли, такие как он в болото не лезут, их накрывает сразу и с головой, в самой опасной буре. Сама же девушка до конца не может понять, на чьей же стороне. Точнее, стороны выбирать не хочется, от слова совсем, уж больно не по нутру оба представленных субъекта, что вызывают лишь раздражение, будто два ребенка не поделившие одну песочницу.

На их фоне еще более абсурдной кажется ситуация с затихающим пением и хрупкой фигурой в белом,  в чьих руках  теряет свой свет трезубец, кажется, совершенно не предназначенный для этой хрупкой девушки, чье имя в разговоре Высшей теряется, упоминаясь лишь как Оракул. Здесь же она чаще зовется леди Лунафрейя из Тенебре. Она теряет в раскате грома излишне тихое: - Лунафрейя! И кидается наперерез, поминая героя проклятиями до седьмого колена, да простит ее Великая, оглядываться, на, возможно, не удачно приземлившегося — времени нет.

- Я бы не торопилась так сильно, - впервые за долгое время, когда она слышит свой собственный голос, он отдает какой-то усталой хрипотцой и желанием закончить все как можно скорее. Лайт предусмотрительно смещается пытаясь держатся подальше от траектории пули, хотя бы потому, что не имеет ни малейшего понятия, что станет с ее телом, умри она здесь и сейчас - проверять совершенно не хочется. Привычный для руки ганблейд щелкает направляя тонкое лезвие на излишне прыткого противника. Лайтнинг хмурится, буквально спиной ощущая необратимые последствия призыва, и дрожание земли под ногами. Ей совершенно не улыбается оказаться спиной к пробудившемуся Астралу, правда еще меньше ей хочется оказываться спиной к тому, что свернет ей шею, не колеблясь.

Кончики пальцев покалывает от желания по щелчку отказаться от привычной силы гравитации, что притягивает к земле, чувствовать трескот разряженных частиц вокруг, что мерцает синими молниями. Желание, снова, почувствовать себя простым солдатом гвардейского корпуса, чья основная цель следить за порядком и периметром, а не за тем, чтобы юная спасительница, которую по имени то не все вспоминают, лишь указывая ее великую принадлежность, оставалась жива. Где-то в сноске постскриптум — как можно дольше.

"Для меня разница между любовью и влюблённостью такова. На мой взгляд, если вы испытываете боль, это значит, вы любите кого-то. Если ваше сердце трепещет, значит, вы влюблены."

Сознание приходит всполохами стуком маленького дверного молоточка, куда-то в подкорку головного мозга, на этом самом молоточке гравировка незнакомая, совершенно ни о чем Фрей не говорящая. Но боль вполне осязаемая, стучащая, и Клэри готова спорить, что если сейчас это не пройдет, то вскоре она завоет от отчаяния и изматывающей пульсации, от которой сводит скулы, потому что зубы сжимает, что есть силы.

Сознание приходит с неясными образами, в которых Фрей, готова спорить, нет ничего правдивого, потому, что не может быть реальностью, боль, растекающаяся со слабостью в теле, когда воспаленное сознание представляет перед ней тварь чешуйчатую, чье происхождение сама девушка затрудняется определить. Ну, кроме того факта, что еще пару мгновений назад на ее месте была старая добрая Дот. Та самая, что на восемнадцатилетние, отгремевшее, буквально вчера, подарила красивую кофточку, о которой матери было знать совершенно не обязательно. Оттого и была спрятана  многочисленная сеточка в отделке привычной старой паркой зеленого цвета, на которой на рукавах все еще остались застарелые пятна краски, что уже не берет ни одно чистящее средство.

Сознание приходит неожиданно, под строгий взгляд голубых глаз, лукаво прищуренных на пухлощеком личике, обрамленном золотыми кудрями. Совершенно ангельское личико херувимчика, что косится на нее из-за перистого облака, в своем бесхитростном одеянии, с полным колчаном острых стрел и какой-то сюарилистичной, жутковатой улыбочкой на губах. От которой у самой Фрей, кажется, встают волосы дыбом где-то на загривке, и поскорее хочется провалиться в ту блаженную темноту и тишину, из которой так неожиданно вынырнула, гонимая отвратительным предчувствием, что, вроде бы, совершенно не вяжется с действительностью. Фрей сильнее жмуриться, пытаясь осознать, как давно на ее потолке   появилась столь причудливая фреска, что могла бы считаться очаровательной и выполненной искусным мастером, а то, что это не работа Джослин, Фрей осознает по первым мазкам на картинке, если бы не пугала десятком пар голубых глаз, которые в этом освещении, кажется, следят за каждым ее движением.

Сквозь свет, проникающий меж плотно сжатые веки, так просто думать, что все произошедшее лишь очередной кошмар. Тот самый, что заставляет сердце заходиться в рваном ритме, а ее, вскочив с кровати, сминать влажную простынь тонкими пальцами, до онемения рук, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Жмуриться от острой боли от столкновения с чем-то и фокусировать свой взгляд на шатенке, игнорируя противный запах медицинского спирта и каких-то трав, витающий в воздухе, предпочитая наблюдать за той, что приветливо улыбается, представляясь Изабель. Самой Фрей, эта улыбка кажется излишне приветливой, такой, с которой смотрят на испуганных детей взрослые, чтобы не запугать чадо окончательно. И она даже готова вздохнуть с облегчением, когда в лазарет, именно так называет его мимолетно Изабель, которая предпочитает, чтобы друзья звали ее Иззи, заходит знакомый ей блондин, чьего имени она не то, чтобы вспомнить не может, попросту  не знает. Но сам факт его присутствия вселяет некую уверенность, что все наладится. Чем бы это «все» не было.

Она неловко натягивает простынь повыше, вслушиваясь в недовольное ворчание брюнета, которого Изабель, которая, конечно же Иззи, для своих. [ Фрей еще до конца не разобралась, насколько она здесь «своя» и хочется ли ей быть таковой, но смотрят на нее, определенно, что-то ожидая.] называет никак иначе, а Алеком, и где-то между этим скользит привычное им – брат. Фрей думает о том, что этом самый Алек, не слишком рад ее здесь видеть, об этом буквально кричит направленный на нее вскользь пренебрежительный взгляд и то, что Изабель старается увести последнего как можно дальше.

Все окружающее пугает до чертиков. Не парень конечно, у того, черты лица, которые хочется зарисовать здесь и сейчас, наплевав на что угодно, даже приближающийся Армагедон. Лишь бы под рукой был клочек бумаги и карандаш. Пугает осознание того, что все произошедшее, что доселе считала лишь плодом фантазии переутомившегося сознания, является правдой. Как и тот монстр, что рассыпается искрами в ее сознании, за мгновение перед тем, как все начинает плыть. Спасибо, за свое спасение, Фрей так не говорит:  то ли проникнувшись его — это наш долг спасать примитивных от демонов, обижаться  ли на «примитивную», Фрей еще как-то не решила, то ли потому, что слишком бредово выглядит весь его рассказ, начиная с этого проникновенного — мы сумеречные охотники, и, заканчивая, — все истории правдивы.

Она буквально чувствует, как на лице, словно по мановению волшебной палочки расползается выражение: мол, где у вас тут выход, я как-нибудь дальше сама, но слабость в теле и отсутствие нормальной одежды, а еще, пожалуй, врожденная скромность, не позволяющая щеголять перед незнакомым парнем, почти в чем мать родила, не позволяют сделать хоть что либо. Клэри оглядывается по сторонам, будто бы все еще ожидая увидеть в лазарете, собственную мать, что сидела бы в дальнем кресле сложив руки и виновато бы улыбалась, мол фиговый вышел розыгрыш. Вот только матери в помещении нет, есть только осознание, что ее собственный дом больше похож на руины, а это уже дело Люка, того самого, которому совершенно плевать на Джослин Фэирчайлд и ее дочь; а из рассказа блондина она не поняла ровным счетом ничего,  то что удалось уложить в сознании выглядит не иначе как  бред сумасшедшего.

- Ты ведь мне поможешь? -  и ее голос, кажется, не может звучать еще более жалостливо, когда она встречается взглядом с парнем. Все еще пытаясь понять, о какого рода помощи она просит, отыскать родную мать, что пропала, найти тех, кто разгромил их дом и того, загадочного Валентина, о котором вскользь упоминала мать или попросту разобраться в той ахинеи, что внезапно стала твориться в ее жизни, в которой, кажется и место не осталось ничему привычному и нормальному.

\\\\\\\\\\\\\\

У Клэри Фрей дыхание спертое, возмущение обжигающей волной, откуда-то из под ребер, потому что его — уже помог, отдает тотальным пренебрежением, если не к ней, потому что в глазах мелькает заинтересованность, то к ее «примитивным» проблемам точно. Ее проблемы за версту разят сверхъестественным, сумеречным, вот только ей еще это невдомек. У нее желание, почти не обдуманное, в котором сорваться с места хочется, возмущенно хлопнуть дверью и отправиться разбираться со всем самой. Вот только ноги холодит камень на полу, да и осознание, такое гадкое, что не справиться, не одна точно. Она губы свои тонкие поджимает, в слова его вслушиваясь, изредка кивая, потому что сказать хоть слово, в подтверждение — это прямое доказательство того, что она всему этому верит. Вот только с верой у Клэри Фрей большие проблемы. И если бы ей кто-то, двадцать четыре часа назад, сказал,  что все детские страшилки, на которые мать строго настрого запрещала сбегать с Саймоном, - правда, то Клэри, конечно не покрутила бы пальцем у виска, потому что ей не позволило бы воспитание, но взгляд зеленых глаз точно бы дал понять, что ее собеседнику срочно нужно врачебное вмешательство. Курс психотропных и как минимум, хороший психиатр.

Вот только слова его: «Все легенды правдивы», отдает скручивающим узлом где-то внутри, тошнотворным состоянием и легкой головной болью в висках, потому что Джейс излишне уверенный, с такими не спорят, потому что они де факто правы, потому в что где-то внутри, этот противный голосок, что она в общем-то знала наверняка, это понятно по витееватым рунным знакам в ее альбоме, понятно, пожалуй, всем, даже голосу в ее голове. Вот только сама Клэри остается в слепом неведении, где ответом на все ее вопросы будет родная мать, которая в общем-то неизвестно где, и которая всю жизнь что-то от нее скрывала. Это пожалуй бьет сильнее всего. Ну, конечно, после осознания, что Джослин умудрилась скрыть от собственной дочери целый мир, сумеречный мир, который таит в себе ворох опасностей, если хотя бы на минутку задуматься.

Голосом ее раскатистым, многослойный эхо, в помещении, где все так же с укором на нее смотрят голубоглазые херувимы, она стоит у зеркала большого, пот только глаза ее прикованы не к фигуре худощавой, в чью-то футболку одетую, а к рисунку на шее, что незнакомым символом на коже, не оттереть пальцами — она пыталась.

- В следующий раз, если захотите набить мне тату, нужно сначала спрашивать. Тебе так не кажется? - ей от злости ногой топнуть хочется, хотя она вовремя осознает, насколько детским будет подобный поступок. - И где моя одежда?

Взгляд падает на ворох кожи  и черного цвета — совершенно не чета ее затасканной кофте блекло салатового цвета. Вот только, если быть откровенной — кофта, хоть и не выглядит ново, все же роднее.

Она лишь мимоходом жалуется о том, что одежда жутко неудобная, короткая и кожаная. Мысленно отмечая то, что если бы ее увидела мама, в таком виде, домашнего ареста было не избежать, а еще, пожалуй, то, что Изабель Лайтвуд, действительно, не стесняется своего тела. К слову, стесняться там нечего. Эффектная брюнетка далеко нечета ей, хрупкой рыжей девчушке, у которой самая женственная вещь в гардеробе — это платье с детского утренника, что был в младших классах.

Каблуки стучат по каменному полу, когда она оглядывает себя, стараясь не так сильно вертеть головой и смотреть под ноги. Потому что в ее случае смерть от падения с каблуков вероятна в восьмидесяти процентах и нткаких демонов и вурдалаков не надо, о которых совсем недавно говорил рассматривающий ее рисунки парень. Клэри жумает о том, правильно ли она все хапомнила, а еще пожалуй, что сейчас самое полезное слушать и кивать, до момента, пока не будет уверена, что эта "армия спасения" поможет ей найти маму. И все еще, пожалуй, никак не может свыкнуться с той мыслью, что может быть кем-то, кроме обычной студентки Бруклинской Академии Искусств, о которой она не так давно грезила и во снах и наяву.

- И что дальше, - она картинно разводит руками, поворачиваясь лицом к новому знакомому, которого все еще до зуда в кончиках пальцев хочется нарисовать, но это если не брать в расчет его скверный характер. Хотя, по сравнению с его братом, Джейс кажется вполне себе милым.Она старается скрыть яд в голосе, которого хватило бы, чтобы отравить всех доселе присутствующих в лазарете. Вот только Клэри Фрей не актирса, она — художница и злую иронию в голосе скрыть сложно. -  Форму мне выдали, пойдем убивать монстров?

И если это не большой такой намек на первую их встречу, совершенно не на улице или перекрестке, а в чертовом дорогом клубе, то Клэри Фрей совершенно не умеет общаться с малознакомыми парнями.

\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

За ворохом кажущимися совершенно нелепыми фразами и чужим убеждением о том, что она, Клэри Фрей, вполне способна понять то, о чем с таким воодушевлением говорит блондин. Где-то между прочим мелькает кодекс, правила и руны, не считая демонов и прочей мистической ерунды, на которую Джослин строго настрого запрещала ходить в кино, даже на дневной сеанс с Саймоном. В голове маячит осознанная мысль, что познавать и самое главное осознавать устройство его мира, Фрей, еще не до конца уверена, реален ли его мир или все же отделение психиатрии это то, что плачет по всем обитающим здесь людям и ей, в том числе. Она слушает Саймона, чьи фразы как  обычно пропадают в конце, когда он слишком волнуется, и внутри разливается что-то привычное, пожалуй, назовем это осознание, что хотя бы что-то в этом мире остается неизменным, немного неуклюжий, но не менее дорогой сердцу Саймон Льюис, лучший друг, почти семья. У самой Клэри Фрей все еще немного сводит внутренности, от слова семья, потому что она совершенно не уверена, кого она теперь может назвать этим словом. Список, и без того, скудный, насчитывавший от силы четырех человек, редеет до отвратительного, слишком быстро. Отсеивая где-то по пути старого доброго Люка, который ей почти как отец, на деле оказывается, совершенно чужой человек, и большой знак вопроса нынче мелькает над головой у собственной матери, что вроде бы как по крови семья. Кровь — единственное, что сейчас кажется связуемым. И где-то между потоком информации о включенном gps на ее телефоне, и той новомодной программе, что была совсем недавно закачена на ее гаджет, им же, позволяя отследить место ее положения. А это самое место, ни много, ни мало старая заброшенная церковь, у кладбища на окраине района. И его удивленное, что ты там забыла Фрей, точнее какую дурь ты принимала без меня, потому что Люк открутит ему, Саймону голову; между короткими гудками положенной на том конце трубки, и как ты могла от меня скрыть, что где-то назревает война, в полушутливом от Саймона.  Фрей понимает всю неуверенность в чужой фразе, где как бы между прочим: но для обычных людей они смертельны.

Воздух неосознанно забивается в горло, она цепляет зубы, втягивая жуткую смесь трав и спирта через нос, когда взгляд темнеющих зеленых глаз, снова, останавливается на блондине, и не то, чтобы вся робость мигом исчезает, но тихое, почти издевательское:
- И насколько же ты был уверен, что я не обычный человек? - срывается с губ неприветливая фраза. Осознание скребет короткими ногтями  по кожаной юбке, что выглядит на ней все так же нелепо, оставляя после себя ощущение, что она, Клэри, стащила этот костюмчик у старшей, и однозначно, более эффектной, сестры. Ей, Фрей, совершенно не хочется знать, что этот парень, будь он трижды ее спасителем, так опрометчиво рисковал ее собственной жизнью. Пальцы ее тонкие впиваются в кожу костюма, в неосознанной попытке слегка отдернуть юбку, потому что она, совершенно точно, не фанат подобных нарядов, и если что и нужно сжечь в этом институте, так это все кожаное и черное, что в приоритете могло бы подойти ей по размеру, потому что она точно не Изабель, что не стесняется своего тела, и определенно, даже на ее новом знакомом, чье имя она перекатывает на языке, конечно же мысленно, потому что вслух — это было бы слишком неприлично, эта безобразная черная кожа смотрится до неприличия шикарно.

Фрей невольно поджимает губы, когда ее взгляд фокусируется на собственном рисунке, ловя в голосе нового знакомого осуждающие ноты. Будто бы вот сейчас она проколется в столь удачно разыгранной партии, а он  хлопнет в ладоши и крикнет: ага, попалась. Вот только Фрей попадаться не на чем, она прекрасно помнит этот набросок к графической новелле, что они продумали до мелочей с Саймоном, что так сильно понравилась приемной комиссии в Бруклинской Академии, девушке кажется, что это было не вчера, а как минимум одну длинную жизнь назад, но вот характерных символов, что нарисованы, без сомнения, ее рукой, она совершенно не помнит, прослеживает замысловатые линии и завитки, точно такие же, которые разбросаны по рукам, и как может судить Фрей, по выглядывающим темным краям из под футболки, по всему телу. Она  может поминутно выстроить в мыслях, когда и где были созданы первые наброски, почему именно этот угол, и откуда на листе тот четкий чайный развод, она может сказать как долго оттирала грифель с пальцев. Смеясь неуклюжести Саймона и его воодушевленным болтанием, о том, что они станут известными, благодаря их проекту. И так, же она может сказать, совершенно точно, что никаких символов и уж точно тех, что Джейс называет рунами она рисовать не собиралась, данное осознание расшатывает и без того дрожащий, словно карточный домик на ветру мир, грозясь похоронить растерянную Фрей под руинами, где ее не сыскать и вовек. Пальцы ее тонкие цепляются за спинку койки в лазарете, где буквально час назад, она все еще лежала ни о чем не подозревая. Его растерянное: может и не знаешь, приводит сознание в движение, потому что в мыслях крик отчаянный — конечно же не знаю, попеременно со взглядом собаки побитой, на улицу нерадивым хозяином брошенной. Потому что разобраться в одиночку — нет никакой возможности. Потому что все вопросы замыкаются на женщине, что зовется Джослин, той самой, которая вроде бы как ее мать. Легкий прищур и искра любопытства в глазах напротив, в которые стараешься смотреть не так часто, потому что это вроде бы как дурной тон, обещает, что поиски не будут скучными. Кто в тот момент может подумать, что быстрыми, и, уж тем более, безопасными они тоже не будут, правильно, совершенно никто.

Клэри Фрей наконец-то вдыхает полной грудью, пытаясь добрать в легкие воздуха, тихо прикрывая дверь в лазарет, совершенно точно не имея никакого желания хлопнуть, чтобы поспеть за парнем, что идет вперед, совершенно не обращая на такие мелочи внимание, как плотно закрытая дверь, потому что он чувствует себя здесь дома, по факту, он и находится дома. Для самой Фрей обилие коридоров становится ужасающим откровением, где стук каблуков по каменному полу не прекращается ни на минуту, крутить головой по сторонам, в попытке запомнить или рассмотреть те или иные мелочи, откладывается на мифическое потом, потому что страх отстать, все время подгоняет; и она бы молилась  всем известным высшим, если бы верила хоть в кого-то, и как минимум это не считалось бы богохульством, находясь  там, где она находится, о том, чтобы парень сбавил шаг. Потому что самой Фрей совершенно не улыбается потом петлять по коридорам, но еще меньше ей хочется показать, что она растеряна, и уж тем более просить его притормозить. Она и так по факту, сегодня, просила слишком многое, будучи в первых моментах осознания ситуации, потому что внезапное доверие к этому парню — самое иррациональное и опрометчивое решение, что она могла принять в первые дни своего восемьнадцатилетия.

  - Так, ты не скажешь куда мы направляемся? - голос ее слегка сбивается с ритма, все же обувь на каблуке — совершенно не ее, потому что приходится следить еще за тем, куда она ступает, чтобы не грохнуться с диким визгом распластавшись на каменном полу, в совершенно глупой ситуации. -  Или это должно стать для меня сюрпризом? На самом деле  сюрпризы, Клэри Фрей, не особо любит. Особенно, когда они несут в себе приставку неожиданные и совершенно не желательные.

\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

Клэри Фрей - имя для сумеречного мира совершенное чужое, чуждое. Потому что новых охотников уже не рождалось слишком давно, потому что все рода и фамилии каждый знает на пересчет, потому что это слишком подозрительно — как минимум, как максимум - зазорно и наказуемо высшими инстанциями. А слово клейва, в этом мире имеют определенный вес, пусть даже и слова эти — полный бред, что направлен на выгораживание своей спины. И каждый смотрит на другого исподтишка, будто прикидывая, у кого могла быть эта нелегальная связь с примитивным, потому что, де факто кровь нефилима доминирующая. Ангела из вен и артерий не вытравить, хоть кровь то, вся та же багряная, что проливается слишком часто. Оттого более напряженные взгляды, что кидают в спину девчонки, которой здесь совершенно не место, от слова совсем. Вот только сказать собственно — ничего не могут. Потому что как минимум у нее в сопровождающих Джейс Вейланд, который ее собственно и спас — ему слово поперек, точнее, длительные лекции читает только парабатай. Всем остальным слишком боязно за свою шкуру; потому что ошибиться и вышвырнуть на улицу нефилима, которых и без того на пересчет — намного хуже. Руна, что краснеет, не прошедшим ожогом, на шее — предостерегает.

Безмолвные братья — отдаются холодком по внутренностям и совершенным не пониманием происходящего, где взаимосвязь братьев и памяти Фрей очевидна, пожалуй, только блондину.  Институт вмиг из огромного здания, превращается в продуваемые руины, не спасают и завораживающие витражи из цветного стекла, что, определенно, изображают что-то важное, для нефилимов. От которых, в иной ситуации, захватывало дух. Сейчас же дух захватывает лишь от неизвестности и категорического нежелания Джейса Вейланда делиться какой-либо информацией, без многочисленных подтруниваний, которые все сложнее становиться отбивать, потому что моральная усталость берет верх и больше всего хочется забиться в угол и прикрыть уши ладонями. Но лишь до того момента, пока в мыслях не возникает разруха в ее собственном доме, и тотальная тишина, после слов матери: скажи Люку, что Валентин нашел нас. Кто такой Валентин, Клэри даже не подозревает, но рассказывать об этом блондину, почему-то не торопится.

Она буквально задыхается от этого его, полубезразичного, констатирующего — кое-что проверить, и больше ничего. Ни слова, ни пояснения, какого черта в этом «кое-чем» участвует Фрей, да, собственно ее согласия здесь тоже никто не спрашивал. Как бы по факту, получи, распишись: где я тебя спас, а ты теперь должна идти и не задавать вопросов. У нее на языке вертится пара язвительных фраз, которые приходиться проглотить, сжимая тонкие губы до синеватого оттенка.

Он цепенеет, и Фрей буквально кожей чувствует как оседает на ней этот пораженный взгляд, а мужчина не сводит взгляда — бледнеет, словно призрака увидел. И ей, без того растерянной, хочется спрятаться за спину нового знакомого или хотя бы посильнее схватиться за его рукав. Вот только Фрей не нужно быть семи пядей во лбу, что присутствие ее в институте, раздражает блондина не многим меньше, чем его так называемого брата. Остается один единственный вопрос, какого черта он тогда лез в ее дом, за демоном, ответами или ее жизнью? От последнего у нее мурашки по коже, все же думать о том, что весь этот разыгранный спектакль, лишь для того, чтобы она слепо доверилась — не хочется. Да и особо сильной Клэри никогда не была, свернуть тонкую шею до характерного щелчка — ничего не стоит.

Клэри Фрей — фигура худощавая, что совершенно не вписывается в окружающую обстановку, где в душном воздухе, прерывистых вдохах/выдохах и стойком запахе пота от разгоряченных тел, она чувствует себя белой вороной. И если бы кого-то попросили описать спортивную подготовку Клэри Фрей, то заколотые уроки физической культуры и с грехом пополам сданные нормативы — это то, за что Фрей становиться непреодолимо стыдно. По крайней мере, знай она наперед план блондина, ни за что бы не скакала за ним в этих орудиях пыток, что Изабель, определенно, назвала сапогами на каблуке, чтобы потом еще краснеть от неловкости и позора.

Во взгляде ее хризолитовом отражается недоумение, и если бы это было хоть чуток похоже на шутку, то Клэри определенно рассмеялась. Звонко, до хрипоты, сорванного голоса и слез, что собираются на уголках глаз. Вот только, отчего-то, ей смеяться не хочется, а взгляд Джейса, до безобразия, серьезен.

- Скажи, что эта неудачная шутка, - Фрей почти шипит разъяренной кошкой, встряхивает в недовольстве рыжие волосы, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и почти копируя скрещенные на груди руки. Вот только блондин все сильнее хмурится, а у самой Фрей начинают чесаться руки, в желании проехаться кулаком по лицу, пусть попытка будет совершенно не удачная. Напряжение в ногах сходит, когда ей удается справиться с замком на сапогах, холодный пол заставляет, буквально, застонать от того, что не нужно больше балансировать на высоте собственного роста, от блаженства на мгновение прикрывая веки.

Его так и будешь стоять на месте Фрей, звучит будто в насмешку, глаза ее зеленые смыкаются на двигающейся фигуре блондина, и несмотря на то, что в голове мысль, что он не серьезно, сердце пускается в дикий скач сбивая ее дыхание с ритма, заставляя тело покрыться мелкими мурашками, что пробегают по позвоночнику, поднимая волосы на загривке.

Она щеку кусает до крови изнутри, пытаясь идти по обратной траектории от движения охотника, и если бы ее спросили, как она себя в этот момент чувствует, то она бы без сомнения и мгновения на раздумья ответила, что как  мелкое зверье, что попало на стол к хищнику, что не сводит своего взгляда со своей жертвы. Ее желание пуститься на утек, сверкая пятками растет в геометрической прогресии, но что-то останавливает, помимо врожденного упрямства броситься в это с головой, чтобы кому-то доказать, что тоже может.

Черная кожа, что сейчас обтягивает ее тело, стесняет любое движение, волосы рыжие мешаются то и дело застилая глаза, и Клэри определенно жалеет, что не прихватила с собой резинку для волос. - Единственное, чего я не могу понять, в чем ты хочешь убедиться? Ей с диким воплем хочется кинуться на потенциального обидчика, вот только ноги утопают в матах, заставляя продумывать свой каждый шаг, чтобы еще до момента, как она предпримет попытку, заведомо провальную, не приземлиться пятой точкой на пол. И это ни разу не поведение взрослой девочки. Внутри нее скребется, под ребрами, та, что с детства заставляла влипать в мальчишеские драки, что заканчивались ссадинами и оторванными рукавами, если она видела несправедливость; лезть на дерево спасая соседскую кошечку, чтобы, конечно же, рухнуть с диким визгом вниз, прямо на ни о чем не подозревающего Саймона; скинуть ядовито зеленую парку с плеч, пытаясь призвать к ответу нахала, что даже не подумал извиниться за то, что толкнул. И когда это было важно, что Морин и Саймон смотрят как на умалишенную, она определенно знала что видела. Знает и сейчас, когда делает шаг вперед, наклоняя корпус и неудачно замахивается, пытаясь вспомнить, чему учил ее Люк на ее пятнадцатилетие, спустя неделю принимая факт тотального провала, и подкладывая в сумку, с которой Клэри ходит в школу, приобретенный в магазине электрошокер.

\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

Она — Клэри Фрей родом из Бруклина, одного из самых общеизвестных районов в Нью_Йорке и она, в общем-то и слыхать не слыхивала ни о каком сумеречном мире. Об этот буквально вопит ее взгляд ярко зеленых глаз, что старается ухватить как можно больше, в попытке понять, как же она упустила все это из виду и самое главное, почему ее собственная мать предпочитала отмалчиваться, когда под боком был этот мир. Совершенно чуждый для нее, Фрей, но как оказывалось, возможно, родной для самой Джослин. Об этом красноречиво и более чем доходчиво говорит взгляд светлых глах, что направлен на нее все время пока она находится в зале. Взгляд совершенно не принадлежащий Джейсу Вейланду, хотя и тот, в общем-то смотрит на нее излишне пристально. Заставляя внутренне передергиваться каждый раз, когда их ы невольно сталкиваются.
Она — Клэри Фрей, дочь посредственной художницы. На самом деле намного более удачливой, чем сама девушка, но совершенно не стремящийся к чему-то большему, чем пара картин безызвестному меценату, от чьих чеков, у самой Фрей неосознанно сводит внутренности. Потому что за эти картины столько не платят, пусть эти деньги и позволяют жить вполне безбедно и платить вовремя по счетам. Та самая девочка, у которой из заветных мечт, разбавить эту каждодневную рутину, такую милую сердцу, но совершенно набившую оскомину, и наконец-то выехать за пределы штата и поступить в академию, потому что она так усердно трудилась. Вот только мечты, они, собственно, имеют свойство сбывать не так как хотелось бы. И то. Что Клэри Фрей может сказать точно, ей совершенно не хотелось разогнать серость своего маленького уютного мирка с палитрой и кисточкой в руках боевым кличем и призывом к бою, холодом странного метала, то мимоходом в разговорах кто-то назвал адамасом, и который в теории, бояться демоны. Наличие последних воочию, тоже не самая заветная мечта. С натяжкой можно было бы назвать мечтой каждой девочки от одиннадцати до сорока пяти, стоящего напротив парня. Вот только Клэри Фрей не была той каждой, да и у Джейса Эрондейла к смазливому личику прилагался далеко не сладкий характер, где полчаса знакомства от силы вынуждали Фрей посильнее сжимать кулаки в нестерпимом желании проехаться по этому личику.
Его надменное: ты серьезно, - бьет намного сильнее, чем прочный захват, словно тиски сжимающей запястье. Внутренности опаляет концентрированная злость. помноженная на растерянность и осознание фатальности ситуации. Она щеку до кровь изнутри кусает. Распахивает острыми краями зубов, в попытке отвлечься, не зарычав от злости. Желание пнуть, совершенно не свойственное, агрессивное, прорастает изнутри как ядовитая лоза. Оплетает внутренности, подавляет разум, заставляет и без того неумелую в действиях, Фрей, просто кидаться диким зверем загнанным у гол.
- Знаешь, в чем твоя проблема? - шипит девушка, стараясь выбраться. Пожалуй слишком рана осознавая всю безуспешность этой ситуации, лишь втягивая воздух через нос, стараясь выровнять ходящую ходуном грудную клетку, и пожалуй, не ежиться, когда чужое дыхание слишком близко к ее оголенной шее. Бьет словно по нервам. Четко. Точечно. - Ты не рассматриваешь возможности, что ошибся. И это просто десять из десяти. Потому что по мнению самой Фрей. Джейс Вейланд ошибается в каждом первом высказывании, относительно ее самой, ее знаний, подготовки. И единственное, в чем он все же прав — это приходится признать — ей нужна эта чертова помощь. Его помощь. Потому что очереди из армии спасения для бедной художницы, Клэри, у лазарета, в общем-то, не видит.
Она чувствует как боль расползается, ударяя каждую кость и мышцу, совершенно отвратительное чувство, которое с трудом можно выдержать стоически. По крайней мере не с этой миной превосходства над окружающими, с которой на нее сверху вниз смотрит новый знакомый. И если Клэри Фрей о чем-то и жалеет в эти мгновения, пытаясь выровнять сбившееся с ритма дыхание, так это о том, что вообще попросила помощи, потом что от таких ее ожидать — себе дороже. В необозримом, но совершенно не далеком будущем маячит тысяча и один упрек в том, что именно она попросила его несравнимое высочество, самоуверенную задницу, о помощи. И если бы не обстоятельства, то она бы определенно посчитала это милым, неуверенную запинку в его фасаде самоуверенности, словно незначительная трещинка на отлаженном покрытии, то маленькое несовершенство, к которому неосознанно возвращаются глаза, если удалось разглядеть хоть раз. Вот только эти самые обстоятельства играют нечестно, и, против нее, потому что лежа на матах хочется раскинуть руки в стороны и совершенно точно не заниматься психоанализом. В котором она, собственно и не сильна, такого субъекта как Вейланд.
Вот только грубые слова, больше похожие на издевку, вышибают ровную поверхность из-под ног, что-то внутри обрывается и гулко ухает вниз. Оставляя после себя противный металлический привкус во рту и прищур зеленых глаз, когда Фрей откатываясь в сторону неуклюже встает, стирая тыльной стороной ладони кровь из разбитой губы. И в иных условиях она бы посмеялась над своей неуклюжестью, а Саймон, легонько ткнув в бок, проворчал, что она в общем-то сама себе опасна. Вот только нет сейчас в помещении Саймона, а некоторые тренировки остановлены, чтобы вдоволь насмотреться на очередную дуреху, с которой захотелось нянчится самому Вейланду. И если парню, в общем-то совершенно наплевать на то, что говорят за спиной, она, Клэри Фрей, прекрасно слышит эти злобные шепотки и насмешки, коих за пятиминутный проход по коридору набралось больше, чем за прошлые восемнадцать лет. Сумеречное общество представляет собой тот еще змеиный клубок, в котором, вопреки ожиданиям парня, самой Фрей не хочется находиться дольше положенного.
Вот только еще меньше, чем находиться тут находиться, ей хочется оставлять последнее слово за ним. Она щурится, снова переступая с ноги на ногу, растирая плечо на которое пришлось не самое мягкое приземление. В конце концов, именно она участвовала в этом показательном избиении себя самой, на которое в общем-то не подписывалась, лишь следуя за молчаливым компаньоном.
- Прости, что не оправдываю твоих завышенных ожиданий, - голос ее срывается на хрип, потаенную злость, когда она, снова, начиная движение. - Вот только это твои ожидания. И это ты влез ко мне в дом, ты притащил меня сюда и именно ты, не позаботился о том, твои так называемые руны работали как надо. Кажется именно об этом тебе говорил твой брат.
Клэри Фрей быстро учится, способная.  Вот только никто не говорит ей, что большую дикую кошку нельзя привести в дом и делать вид, что это домашний питомец. Но отступать в общем-то некуда, словесные пикировки позволяют скрыть свою беспомощность, потаенный страх, что скребет изнутри по ребрам, просясь наружу. И если она не может наверстать упущенное в физическом плане, в игру, где нужно выбить из равновесия словом, можно играть и вдвоем.

CLAIRE FARRON // клэр фэррон; имя ее затерялось  в вехах истории, в документах, что были выданы при рождении, которые никто и не вспоминает; для окружающих она просто лайтнинг. солдат на службе собственной утопии, сержант гвардейского корпуса города бодам. двадцати однолетняя избранница чужих богов [л'си], что в попытке спасти семью обрела магические силы [стихийная магия, чаще огонь, земля, воздух, так же способностью призывать эйдолона. у лайтнинг это один - огромный рыцарь в сияющих доспeхах] // original

---

Лайтнинг – круглая сирота. Ее отец умер еще в раннем детстве, а мать, когда ей было пятнадцать лет. С тех пор она является кормильцем с их семье, состоящей из нее и ее младшей сестры, Сэры. Отчасти именно поэтому она терпеть не может жалость по отношению к себе, от окружающих, так как в подростковые годы не видела ничего кроме нее.

Лайтнинг – выдуманное имя, на замену того, что храниться в старых архивах. Сейчас никто, кроме младшей сестры, не помнит ее настоящего имени, о котором она старается не вспоминать. Факт смены имени стал первой ступенью отчуждения между старшей Фэррон и младшей сестрой, так как в попытке отгородиться от  боли, что принесла смерть матери, она, по мнению сестры, отгородилась от семьи.

  Окончив школу девушка решает поступить в военную академию, впоследствии, именно это обучение даст ей билет в гвардейский корпус. Несмотря на то, что быть солдатом – не женская профессия, большое количество привилегий, льготы и пособия играют основополагающую роль, когда дело доходит до выбора профессии. Кому-то в этой семье приходится взрослеть слишком быстро, Фэррон решает сделать это сама, чтобы у младшей сестры было спокойное детство, которого  лишилась она сама.

  Фэррон носит разновидность униформы гвардейского корпуса города Бодам, отличительным признаком является железный эполет зеленого цвета, на плече, с двумя желтыми нашивками. Что соответствуют ее званию – сержант. До трагедии в городе должна была поступить на курсы, если бы не обстоятельства, то могла получить звание офицера.

  За девять дней до своего двадцать первого дня рождения, находясь в патруле, недалеко от одного из водоемов Бодама, Лайтнинг попадает в засаду. Ее спасает самопровозглашенный отряд по уничтожению монстров, и не только, NORA. Так она знакомится с его главной  Сноу Виллерсом, которого впоследствии видит на своей собственной кухне, так как он является бойфрендом ее младшей сестры.  Фэррон не в восторге от знакомства, особенно от того, что парень уже вхож в их дом, так как не поддерживает вигилантизм отряда, и требует от Сноу, чтобы тот перестал встречаться с Сэрой, хотя и безуспешно.

С момента знакомства с Виллерсом начинается своеобразный отсчет. Через четыре дня Лайтнинг встречает отряд кавалерии, что разыскивает девушку, по имени Ваниль, сама Фэррон подозревает, что рейд как-то связан с инцидентом произошедшем в ущелье, несколькими днями ранее. Еще через четыре дня, находясь на фестивале фейерверков, она узнает о еще одном происшествии, случившемся в Зачатке, расположенном неподалеку, информацию о котором Святилище тщательно скрывает от жителей города; Ее непосредственный командующий лейтенант Амодар советует ей не вмешиваться в это дело.

  Во время празднования дня рождения Лайтнинг, младшая сестра признается, что стала л`си, человеком имеющим предназначение, а так же сообщает, что выходит замуж за раздражающего Сноу. Фэррон принимает все это за неудачную шутку, как попытку скрыть факт свадьбы, и, в итоге, предупреждает сестру. Если она действительно стала л`си, то будет иметь дело с ней и ее службой.

  На следующее утро по новостям передают, что недалеко от города, в зачатке, был обнаружен враждебный фал`си пульса. Лайтнинг понимает, что именно это кавалерия скрывала от жителей города, а еще то, что собственная сестра не врала. Город накрывает карантин объявленный Святилищем, правящая верхушка готова провести чистку в городе.

  Хотя, военнослужащие не подлежат Чистке, Лайтнинг добровольно садится в поезд, вместе с гражданскими, слагая с себя привилегии Гвардейского Корпуса. Ее цель - попасть в нависший утес, куда перемещается зачаток враждебного фал`си пульса, в котором, по словам Сноу и находится пропавшая младшая сестра. На деле же Чистка, миссия, которая является своеобразным переселением на территорию Пульса, является геноцидом и убийством. Святилище не собирается переселять условно зараженных, как говорят по новостям, довозя их до нависшего утеса, солдаты PSICOM расстреливают пассажиров.

  На подходах к нависшему утесу, Лайтнинг нападает на охраняющих поезд солдат PSICOM и освобождает своих пленных. Поезд попадает под обстрел, после чего его останавливает Военный робот Манасвин. Лайтнинг и ее внезапный компаньон по выбранному пути, Саж, пробиваются сквозь отряд и попадают в Зачаток. Там, возле трона фал`си, они обнаруживают Сэру.

Находясь внутри враждебного фал'си Лайтнинг предпринимает попытку его уничтожения. Группа приходит в себя на дне озера Бреша, с отметинами предназначения на коже, точнее на дне того, что некогда было озером. Осколок упавшего фал'си превратил озера в кристалический котлован. С этого момента Лайтнинг и вся группа, включающая Сажа, который бежал с ней из поезда, Сноу, что хотел спасти Сэру, Ваниль, которую искала кавалерия и мальчишки, Хоупа, стала вне закона. С момента, как они оказались в фал'си Пульса, они цель, которую нужно уничтожить. Лайтнинг уводит группу опасаясь быть пойманной отрядом PSICOM.

фал'си - богоподобное существо созданное творцом в один период с людьми. Обладает неизученным потенциалом магических способностей, поддерживает жизнь на Гран Пульсе и Коконе, так же позволяет Кокону парить в воздухе.
л'си - человек отмеченный предназначением, с которым появляются и магические способности. В случае исполнения назначенного - превращается в кристалл, обретая бессмертие, как случилось с Сэрой. Если человек отказался или не смог исполнить назначенное фал'си, то превращается в монстра.

  Основной целью своего становления л'си выбрала Эдем, место где находится вся правящая верхушка, которую, по ее мнению, нужно уничтожить. Обвиняя последних в том, что с ней случилось, но в пути пересматривает свои собственные взгляды, считая своеобразную месть не эффективной, ибо сама предпочитала заблуждаться проживая под покровительством высших.

  Группа разделяется в пути, Лайтнинг и Хоуп держат изначально путь в город, где живет отец мальчика. Попадая по пути в засаду, их спасает Сноу и некая Фанг. Со временем Лайтнинг узнает, что Фанг и Ваниль уже были л'си и добую сотню лет назад исполнили назначенное засыпая кристалическим сном. Сейчас же их пробуждение означало новый виток противостояния между Гран Пульсом, жителями которого они являлись, и Коконом, который Лайтнинг нужно защитить.

  В пути узнает об истином предназначении, которое до сего момента считала - спасением Кокона. На самом же деле, Лайтнинг и товарищи должны были превратиться в чудовище Рагнарек, что уничтожит фал'си и вернет в мир творца. Тем самым уничтножая и Кокон и Пульс.

  Уничтожая последнего фал'си, Лайтнинг и компания способствуют падению Кокона. Пытаясь предотвратить катастрофу, Фанг и Ваниль превращаются в чудовище и направляют энергию на удержание Кокона в воздухе образуя кристаллический столб. Лайтнинг и оставшаяся компания погружается в стазис, на территории Гран Пульса, исполнив свое предназначения - спасая Кокон, правда чужой жертвой.

► будучи представителем совершенно не женской профессии, солдатом, лайтнинг прошла обучение для ведения активной службы на территории кокона. она физически развита, обладает быстрой реакцией, координацией, способна вести ближний бой как в рукопашную, так и распространенными на коконе видами оружия, как холодного так и огнестрельного. всему прочему предпочитает ганблэйд.
ганблэйд (от англ. gun - огнестрельное оружие; blade - лезвие) — холодное оружие, где на смену привычного эфеса приходит рукоять огнестрельного.
► состоя на службе в гвардейском корпусе лайтнинг была допущена до таких разработок, как гравитационная бомба. принцип работы которой правильное распределение энергии для преодоления гравитационного поля, создание электрических барьеров, а также манипулирование временем, за счет ускорения частиц. принцип работы строится на знаниях в области физики, а подобная "игрушка" хороша лишь в том случае, если используемый умеет вовремя ее отключить, набрав инерцию или приняв удобную позицию, так как без гравитации удары теряют свою силу.
► в период становления л'си обладала стихийной магией [огонь, земля, воздух], и способностью призывать эйдолона.
► как можно заметить, лайтнинг - не кроткая дева в беде, но если дело доходит до работы по дому, предпочитает уборку, нежели стояние у плиты. возможно, это связано с ее профессией и привитым чувством порядка и точности

---